Притворяйтесь, пока не привыкнете Когда меня впервые пригласили на национальное телевидение, я сказала «Да!» не потому, что была готова, а потому, что такой шанс нельзя упускать. (Успех, неважно, сколько вы его ждали, всегда приходит, когда вы еще не готовы к нему.) После

Когда мечту свою узнаешь Когда чувствуешь, знаешь свою мечту, с тобой происходят удивительные вещи! Ты начинаешь осознавать мечту как часть себя. Ты понимаешь, что мечта – это такая же неотъемлемая часть тебя, как рука, нога или голова. Как имя и фамилия. Ты твёрдо знаешь,

Пишет, что человек должен верить. Какой смысл он вкладывает в слово "вера"?

Слова, которые мы читаем в каббалистических текстах, автоматически воспринимаются нами в своем общепринятом, привычном для нас смысле. С одной стороны, это нас очень запутывает. А с другой стороны, мы должны понимать, что все это не случайно, - просто теперь нам необходимо выяснить духовное значение этих слов.

А вся противоречивость и путаница между, скажем, толкованием слова "вера" в его привычном для нас значении, принятом в этом мире, и его духовным смыслом, - возникает из-за того, что в нас все еще отсутствует внутреннее ощущение. Ведь в тот самый миг, когда во мне появляется духовное ощущение, - это слово уже не запутывает меня.

К примеру, я могу тысячу раз слышать слово "соленый", но пока сам не попробую, не сумею узнать, что это значит. Мое знание приходит из ощущения. Ведь желание насладиться должно почувствовать вкус наполнения, а до того в нем всегда будет возникать путаница.

Вопрос: Почему есть люди, которые способны сразу поверить в то, что им говорят?

Таков уровень развития человека на неживом, растительном или животном уровне. Когда же он достигает человеческого уровня, тогда уже должен развиваться самостоятельно.

Все его прежнее состояние отменяется. Если раньше он верил всяким россказням, верованиям, религиям, то теперь он словно пустой. И когда находит себе учителя, то не верит даже и ему. Группе, книгам – тоже не верит. Ему говорят, что их написали мудрецы, - ну так что из того?

Человек перестает верить слепо, как это было раньше. И как же ему быть? - Он должен продвигаться верой мудрецов – выше знания. Это означает, что человек ничего не принимает на веру просто так, а обязан проверить то, что написано каббалистами.

Но для этого ему необходимо выполнить некоторые условия: открыть книги, включиться в группу, проверить ее принципы, выяснить, насколько они реальны, насколько основываются на силах, свойствах, законах Природы. Всю эту проверку человек совершает для того, чтобы обрести вторую природу, которая пока что от него скрыта.

Вопрос: Но в этом случае он продвигается через знание. А в чем же тут "выше знания"?

Верно. А выше знания - это когда человек принимает все эти условия и реализует на себе. Иными словами, все свои сомнения, путаницу, помехи он воспринимает как средство, как основу для своего духовного продвижения.

Вся духовная работа человека происходит выше знания, но каждый раз все эти условия он выясняет внутри знания. А иначе, - что же будет называться продвижением?

Девочка ищет свою любовь. Мальчик ищет свою любовь. Вот они познакомились. На вечеринке или в парке развлечений. В ночном клубе или просто на улице. Они смотрят друг на друга. По их телам пробегают электроэротические разряды. Дыхание становится взволнованным. Кажется, это он, думает девочка. Кажется, это она, думает мальчик. Они немного гуляют, потом идут к ней или к нему домой. Занимаются любовью. Жарко. Страстно. Торопливо. Она проводит его до двери, и старается не встречаться с ним взглядом. Он спрашивает у неё телефон, но не записывает, а обещает запомнить.

Это не Он, думает девочка. Это не Она, уверен мальчик. Больше они никогда не встретятся. А если встретятся, то оба сделают вид, что смотрели в другую сторону.

И все повторяется. Снова и снова. Знакомство и электроэротические разряды. Кажется, это Он. Кажется, это Она. Прогулка, мороженое, постель. Прогулка, мороженое и постель. Нет, не Он. Нет, не Она. Снова и снова. Снова и снова.

Кажется, что это вполне естественно. Настоящую любовь трудно найти. Нужно искать. Однажды я встречу Его, единственного и неповторимого. Однажды я встречу Её, удивительную и прекрасную. Прогулка, мороженое, постель. Нет, не моя "половинка". Но откуда это узнать, если не попробовать, верно?

Попробуешь, не узнаешь

Истинная правда, уважаемые. Не попробуешь, не узнаешь. Сексологи с этим согласятся. С точки зрения сексологов, все проблемы в браках от половой несовместимости. Уже и дату свадьбы назначили, и место подходящее для торжества нашли, а тут несовместимость, как на грех, приключилась. А чем вы раньше думали? Головой? Этого мало. Другими местами тоже надо подумать.

Причем, раньше, чем головой. Попробовать надо "в деле" половинку свою. А потом уже и думать, половинка она вам, четвертинка или пустое место.

Сексологи согласятся. У них профессия такая. Я не соглашусь. При всем моем уважении к сексу и половой гармонии. В постели свою "половинку" вам не найти. Конечно, бывают и счастливые исключения, но это случайность. Шансов тут не больше, чем выиграть миллион в лотерею. Для остальных эти попытки заканчиваются разочарованием. Нет, это не Он. Нет, это не Она. Это была ошибка. Мне не повезло. Может быть, повезет завтра?

От любви до ненависти – один шаг

Если к вам, случайно или нарочно, прикасаются незнакомые люди, это очень неприятно, верно? Если в транспорте, где полно свободных мест, подсядут именно к вам, вы почувствуете ужасный дискомфорт. Почему это происходит, вы знаете. Знаете или не знаете? Хорошо, я вам напомню.

У любого человека имеется так называемая личная дистанция – пространство вокруг, "которое человек считает своим, как будто это пространство является продолжением его физического тела" [Алан Пиз].

Самый простой способ определить эту дистанцию: вам нужно просто вытянуть руку. На кончиках пальцев будет граница той территории, которую вы считаете своим собственным телом. "Войти" на эту территорию можно лишь с согласия "владельца". Но если на неё вторгается незнакомый человек, это вызывает неприятные ощущения. Физический дискомфорт (сопровождается желанием отстраниться). Страх. Тревога. Беспокойство. Раздражение. Очень неприятно.

"Территориальные претензии" человека изучает проксемика – целая наука о дистанциях общения. Первые исследования на эту тему появились в 60-х годах XX-го века. Американский антрополог Эдвард Холл ввел термин "проксемика". Английский психолог Майкл Аргайл в 1965 году опубликовал статью "Контакт взглядов, дистанция и взаимное принятие", после которой дистанции общения стали объектом пристального внимания науки. На эту тему в дальнейшем были проведены сотни научных экспериментов.

Вторжение на эту территорию подсознательно расценивается "хозяином" как прикосновение к телу. У владельца территории появляется непреодолимое желание отстраниться. Усилием воли он может остаться на месте, но тогда ему будет плохо. Этим, для иллюстрации, пользуются и хулиганы на улицах (сближаются с жертвой "вплотную"), и злые сержанты армии США (я думаю, в кино все это видели, как они орут прямо в лицо бедным новобранцам), и многие другие злодеи, которые решили продемонстрировать вам свою власть и превосходство.

Относительно расстояния для нашей личной зоны данные расходятся. Разные авторы предлагают разные цифры. Поэтому, как я уже сказал выше, самое надежное – это вытянуть руку вперед. На этом расстоянии от малознакомого человека вы будете чувствовать себя нормально. Равно как и он будет чувствовать себя в порядке, если вы будете держаться от него подальше: то есть, на расстоянии вытянутой руки.

Однако, на некоторых (немногочисленных) людей это правило совершенно не распространяется. Они спокойно нарушают ваши "границы" и вторгаются в ваши владения, а вы не испытываете при этом никакого дискомфорта. Что это за люди такие? Ну, правильно, близкие люди. Не случайно их так назвали, верно? Правило очень простое: чем больше симпатия, тем ближе дистанция.

Между детьми и родителями, влюбленными и друзьями. Сближаясь с людьми, которые вам симпатичны, вы открываете для них свои личные границы. Они будут рядом с вами. Они будут дотрагиваться до вас, обнимать, похлопывать по плечу, шептать вам на ухо что-то смешное, поправлять вашу одежду. И вы будете чувствовать себя хорошо.

Справедливо и обратное: чем больше антипатия, тем длиннее дистанция. И если вы с кем-то враждуете, то граница расширяется до пределов поля зрения. Потому и говорят в таких случаях: "чтоб мне больше на глаза не попадался", "уйди с моих глаз", "глаза бы мои тебя не видели", "видеть тебя не хочу", и тому подобное.

Секс на ближние дистанции

Если между людьми существуют границы, секс не принесет им удовольствия. О каком удовольствии может идти речь, если в глубине подсознания таится недоверие, страх и тревога? Нужно сблизиться с человеком психологически. Под этим очень часто подразумевают "узнать его получше" (и столь же часто понимают под этим секс), но это не совсем верно.

Можно знать о человеке всё, но при этом ничуть ему не симпатизировать. Много важнее психологическая привлекательность партнера. Удовольствие быть рядом с ним. Не имеющее ничего общего с сексуальным влечением. Как с друзьями. Вам с ними хорошо, в кругу друзей вы чувствуете себя прекрасно. Без всякого секса.

Если отношения между людьми начинаются с постели, они, скорее всего, будут обречены на неудачу. Почему? Объясняю. Ваше личное пространство в наибольшей степени связано с потребностью в безопасности, защищенности. Почему туда допускаются симпатичные нам люди? Потому что мы им доверяем. Тогда, напротив, появляется потребность быть с ними как можно ближе.

Антипатии – отдаляться. Симпатии – приближаться. Универсальная реакция, гарантирующая чувство безопасность (подальше от нехороших людей) и чувство защищенности (поближе к хорошим людям).

В случаях, когда психологического сближения не происходит, партнеры будут тестировать друг друга на "сексуальную совместимость", испытывая при этом подсознательную тревогу и напряженность. С равным успехом можно ткнуть пальцем в первого встречного и назвать его своим самым лучшим другом. Кстати, со многими людьми в дружбе происходит нечто схожее: они стараются поскорее проверить, что это именно друг, а не портянка. Результат подобных проверок – сплошное разочарование.

А вдруг это Она? А вдруг это Он? Пошли, проверим? Кажется, никаких барьеров, никаких комплексов. К тому же, существует много факторов, когда начинает казаться, что "между нами нет никаких препятствия". Например, мотивация к скорейшему установлению отношений (у моих подружек есть парень, а у меня нет). Воздействие алкоголя (наркотиков). Сексуальная притягательность партнера. Защитный барьер временно ослабевает, но как только проверились, партнеры обнаруживают потерю интереса, равнодушие и отвращение друг к другу. Почему?

Потому что психологический барьер между ними остался. Он был преодолен механически, почти насильственно. Как только вожделение схлынуло, границы интимной территории вернулись в исходное состояние. И вы обнаруживаете себя рядом с почти незнакомым человеком, один взгляд на которого вызывает досаду и неприязнь.

Получается парадоксальная картина: можно иметь сотню половых партнеров, но при этом кусать локти от одиночества и ощущения никомуненужности.

Психологического сближения не происходит, секс заканчивается отчуждением. Часто это неверно трактуется как "неудача" с "этим" партнером, и начинаются поиски нового, более "удачного". Чем это опять закончится, вы уже знаете.

Совершенно иная картина возникает, когда психологическая дистанция между людьми сокращается. Тогда и отношения будут глубже, и неудовлетворенность партнером случается много реже. В отношениях рождается нечто большее, чем секс: близость. И эти отношения сильно отличаются от всех других отношений, которые торопятся раздеться и поскрипеть кроватными пружинами.

День всегда подходит к концу. И этот был не исключением. Такой обычный, ничем не примечательный день. Рано утром сборы на работу, потом обед по расписанию и череда дел до конца рабочего дня. Затем заученная до ленивой апатии дорога, где и люди те же, и асфальт разбитый, через раз притоптанный мелкой каменной крошкой. Вдоль центральной улицы спилены верхушки некогда высаженных деревьев. Словно упрек, словно насмешка, что иначе никак: сначала возрождаем, а потом нахрен все срубаем чуть ли не под корень. И такой путь давно уже стал чем-то простым и не обременительным, потому что протоптан родными ногами без малого тридцать лет. По той же дороге в детский сад, школу, институт, а следом и – работу. Просто город небольшой, унылый в своей простоте и безбожном желании стремиться куда-то ввысь, за которой обычное равнодушное слово на «т». Тенденция, мать ее. Мода, современность, эволюция, в конце концов. Только за всеми этими бравыми словами ни одной бравады. Так, пустозвонная мелочь и опостылевшее существование на одной поверхности.

Лев смиренно ступал тяжелыми шагами, вышагивал каждый метр и каждый кирпичик, что раскладывали перед ним странную и почти незамысловатую мозаику тротуарной дороги. Солнце медленно скатывалось куда-то вдаль, бросая напоследок едва уловимые и уже не слепящие лучи, которые неизбежно высветляли мелкие, а порой и большие, детали. За двадцать минут пешего пространства ему встречались от силы три-четыре человека преклонного возраста, куда больше средневозрастных детин и еще больше молодежи, что неустанно ослепляла своей неординарностью и чувством, которое можно было бы охарактеризовать одним простым словом «забава». Оно может и оказывалось куда жизненней, но для Льва все было прозаичней: желание выделиться, отметиться в этой бренной жизни, насолить старшим и, возможно, загубить то самое прекрасно, что в любом контексте и на любом языке мира означает прекрасно. Но это были их жизни, где только им решать и на что-то решаться.

Уже подходя к дому, к подъезду, где на четвертом этаже располагалась любимая и бесконечно уютная двушка, Лев последний раз проследил взглядом уходящее солнце, усмехнулся неестественно-преувеличенному романтизму вечера и так же бодро скрылся за массивными дверями подъезда. На кухне шипяще нагревался чайник, в ванной горел невыключенный свет, а телевизор отозвался привычной и скрипящей дикостью, вещающей о последних событиях дня-месяца-года, что нисколько не удивляло, заработав уж лет десять как железобетонный иммунитет. Лев привычно устроился за обеденным столом, напихался не до конца подогретым ужином, оставшимся еще со вчерашнего дня, и привалился к стенке, не спеша выпивая теплый и чуточку подслащенный чай с искусственно прижитым ароматом жасмина, коего в чае не было, но на упаковке присутствовало. Совершенно обычный день с таким же обычным вечером, где он наедине с собой и своими псевдо фантастическими мыслями.

После чая всегда следовал перекур на балконе. Что в прошлой квартире, где обычно за спиной на кухне кашеварила мама, что в этой, еще порядком необжитой, но уютной до легкой усмешки, за которой скрывалось тихое удовлетворение пройденным этапом становления тем самым самостоятельным взрослым мужиком. Отец гордился, при каждом удобном случае хвалился собственной заслугой в воспитании единственного сына, а мать прискорбно опускала уголки поджатых губ, глядя на Лёвушку, что неизменно уплетал ее стряпню в редкие, но долгие визиты в родительский дом. Сигарета обычно истлевала до середины, затем Лев вспоминал о ней и быстро, в несколько поспешных затяжек, докуривал ее почти до самого смятого фильтра. А сегодня не задалось. То ли рука потянулась не за той, которую подкинула случайность, то ли вечер был не настолько обычным, но курилось протяжно и долго как никогда. Выжженный дым обволакивал лицо, обласкивал своими полупрозрачными руками и проникал под кожу, где-то там внутри оставляя свое ядовитое нутро. С каждым вдохом хотелось еще и еще, сосало под ложечкой и неустанно просилось глубже, забивая и без того отравленные легкие, пропитанные смолами уже более десяти долгих лет. Лев затягивался сильнее, прищуривался и глотал едкий дым, пытаясь определиться с мыслями, и не думать о том, как горько и даже кисло остается на его языке. А там все оседало, скользило по слизистой и пропадало глубоко внутри.

На последней тяге показалось что-то странное, что-то мимолетное и чужое, что ни разу до этого дня и этого вечера не мелькало на периферии его сознания. Лев присмотрелся и на одно короткое мгновение замер. Картина мира сужалась до одного-единственного окна напротив его собственного, находящегося чуть правее от линии балкона. Соседний дом стоял вроде и далеко, но и так же неприлично близко, позволяя любопытным людям, а далее в контексте соседям, наблюдать, заглядывать и подсматривать за чужими жизнями, мелькающими в окнах напротив. Вот поэтому Лев и замер, не случайно, а может и действительно случайно, заметив жуткую в своей первобытности картину, которую в народе любили называть семейными разборками. Только из общего настроения выделялось две вещи, не менее важных и не менее горьких: за стеклопакетом соседнего окна находились двое мужчин и «разборки» медленно переходили в «мордобой».

То, что это не просто друзья, а партнеры – Лёве подсказала интуиция. Было что-то в этих жестах, что-то неуловимое и слишком интимное, что и разворот плеч и склоненная голова посвящали в одно направление. И тут уж не интуиция, а человеческое понимание говорило о том, что один отчитывает, а другой сжимается, принимая словесно-обреченное наказание. Лев все смотрел и никак не мог насмотреться, словно его насильно заставили задержаться и ухватиться за отрывок чужой и ни капли незнакомой жизни. Тот, что был выше и вроде как шире, что-то рассказывал, кричал, жестикулировал, все ближе и ближе подступаясь к тому, кто даже в темноте позднего вечера и расстояния нескольких метров казался младше и намного слабее. Лев потянулся за еще одной сигаретой, замирая на полпути и сжимаясь где-то глубоко внутри: последовал первый удар, а за ним еще один и еще.

Мальчишка, именно так его окрестил в своей голове Лев, пошатнулся и выставил руки вперед, пытаясь удержаться и вроде как прикрыться. И все это на фоне яркого света, льющегося с потолка и освещающего эту пару на потеху тех, кто как и Лев, вышел поздно вечером покурить. Уже и пора было отвернуться, скрыться в собственной квартире, омрачая этот вечер не самым лучшим представлением, но ноги упорно держали на месте, вынуждая смотреть на все более разыгравшуюся картинку, где все только начинало расцветать глупой и дичайшей агрессией в лице одного мужика. Лев машинально подобрался, сжимая кулаки и так же машинально потянулся вперед, потому что уже следующий удар завершился падением и несколькими ломанными движениями ноги того, кто остался стоять на своих двоих.

Настигло не самое приятное ощущение тошноты. Ладони вспотели, с виска сорвалась капля, а в груди застучало бешено и как-то безжизненно-глухо, подрывая на раз и на два уже неся его прочь из квартиры. Что там было, порыв, страх или же чуждая для него забота о ближнем своем, но Лев не остановился, ни когда обувался, ни когда бежал к соседнему дому, ни когда путем нехитрых умозаключений выяснил нужную ему квартиру. Он просто поднялся на четвертый этаж соседнего дома, позвонил в дверь и почти обрадовался, когда ее распахнул тот самый, кто считал себя сильным. Лев не думая и не ломая голову над тем, что есть хорошо, а что плохо, просто влупил незнакомому мужику, через удар объясняя, что нельзя нападать и бить того, кто слабее и кто вроде как близок тебе наравне с любимой женщиной. И когда это почти бездыханное тело прекратило сопротивляться, а из нутра квартиры так никто и не показался, Лев против воли начал беспокоиться, поднимаясь и заходя внутрь.

Однушка, может такая же двушка, как у него самого – слишком уж однотипны все были новостройки – но обычная, ничем не примечательная квартира рядового мужика. Все слишком блеклое, простое и необремененное женским вниманием и любовью. На полу лежал мальчишка, едва шевеля пальцами рук, безуспешно пытаясь набраться сил, чтобы подняться. Лев подошел ближе, осмотрел наливающиеся на коже огромные гематомы, ссадины не первой свежести и излюбленную патологоанатомами бледность, решил и дальше брать все в свои руки. Мальчишка сипло захрипел, когда оказался прижат к чужой груди, но глаз так и не разлепил, словно не решаясь выныривать в пространство реального времени. И вот именно этого было достаточно, чтобы сжать зубы и принять тот факт, что теперь только от Льва будет зависеть состояние незнакомого парня. Он осторожно поднялся с ним, вышел из квартиры, обходя все еще валяющегося на площадке обидчика, и так же осторожно спустился по лестнице вниз, ускоренно добираясь домой. И уже там на него накатило странное состояние всевозможной неадекватности, где он вроде и герой и одновременно болван, решивший, что имеет право вмешиваться в чужую жизнь и чужие отношения. Но не ему себя судить, не ему. Мир и так безжалостен, эволюционировав на почве бедствий, катаклизмов и полного бездушия человека к своему собрату. И это было не новостью, и не великим открытием, и даже не чем-то обособленным: все измерялось проще и намного приземленней, чем того хотелось.

Мальчишка стал приходить в себя, поднялся, уселся на диване и посмотрел на Льва сухим и отрешенным взглядом. Ни злым, ни обиженным, ни испуганным, обычным взглядом, лишенным в такой ситуации осмысленности. Это подстегнуло, и Лев поторопился на кухню за аптечкой, которую тут же приволок в комнату, присаживаясь перед парнем на корточки.

Живой? – тихо спросил Лев, заглядывая в серые, почти голубые глаза напротив.

Местами и то теми, которые болят, – неожиданно выдохнул мальчишка томным, чуть надтреснутым голосом.

Жить будешь, – Лев аккуратно дотронулся ватным диском до рассеченной губы. – Как хоть зовут тебя, горе мелкое?

Ваня, – отчего-то шепотом произнес он.

Ну и что ты, Ваня, с таким козлом живешь, а? – Лев чуть сильнее надавил на ссадину и поймал испуганный, впервые испуганный взгляд парня. – Ты не смотри на меня так, мне вообще по боку все эти пристрастия, но избивать… кого-то, это выше моего понимания. За что хоть?

Ваня притих и ссутулился, из-за чего оказался еще ближе к лицу Льва. Пришлось признаться самому себе, что, несмотря на синюшные подтеки и набухающие отеки, парнишка та еще амурная стрела. Из всей непримечательной внешности, состоящей из, казалось бы, банальных составляющих, Ваня мог похвастаться остротой высоких скул, прямым и чуть вздернутым носом и пухлостью аккуратных губ. И все это на фоне бледной кожи, тонкой линии бровей и острого подбородка. Хорош стервец! Русый, с водянистыми серо-голубыми глазами и светло-розовыми губами, которые в этот момент обезображивали алые запекшиеся ранки. И имя ему шло как некстати, потому что в представлении Льва, только Иванушки могли быть чистыми русаками, напоминая прекрасный идеализированный образ из старых добрых сказок.

Интерес его был отмечен, наглядно одобрен и тут же продемонстрирован доверительный и тихий рассказ:

Не живем мы вместе, – Ваня вытянул из его рук ватный диск и самостоятельно приложил его к уголку губ. – Встречаемся где-то с полгода, а сегодня я решил на ночь остаться… Не остался.

Угу, – Лев цокнул языком об нёбо, рассматривая своего незваного гостя. – Так что случилось?

А есть ли разница? – тонкая бровь чуть изогнулась, в то время как сама голова чуть склонилась к правому плечу, выражая едва заметное недоумение.

Во благо чего? – Ваня всерьез задумался, отводя взгляд в сторону. – Может, бонус в список хороших дел?

Мне по жизни бонусов хватает, но они меня от той самой участи не спасут и не перенаправят в другое отделение под облаками. Так что рассказывай. Ночь у нас длинная, объем работ исключительный, – Лев кивком головы указал на разбитое лицо, – а состояние более чем разговорное. Неправда ли, Ванечка?

Сами-то руку приложили, гуманно? – мальчишка усмехнулся, снова забирая из его рук диск, но не спеша прикладывать его к лицу.

Значит, не в отключке был? – улыбнулся Лев, поднимаясь и собираясь идти на кухню.

Скорее додумал, – Ваня мотнул головой, указывая на сбитые костяшки рук, потрепанный вид и чуть поблескивающий взгляд. – Он бы так не отпустил, если бы в состоянии был.

Нынче буйные Василисы пошли, – без тени улыбки произнес Лев. – В ванную дуй, там полотенце чистое на двери висит. Потом на кухню заходи, на чай.

Да хоть на кофе и стакан воды, – прохрипел парень, с трудом поднимаясь с дивана.

После душа Ваня выглядел куда лучше. Влажные волосы были зачесаны назад, лицо приобрело чуть более живой розоватый оттенок, а губы уже не казались таким бельмом на фоне общей бледности. Лев, аккурат к его приходу, выставил на столе чашки с горячим чаем, тарелку с бутербродами и пиалу с конфетами, очень вовремя подмечая пару синяков на груди, ребрах и, что странно, даже на животе. Пришлось метнуться в комнату, откопать старую домашнюю майку, чтобы совсем не болталась на тонких плечах, и вернуться обратно, снисходительно наблюдая за облачением гостя в его одежду. Ваня смиренно устроился за столом, что примечательно, на излюбленное место Льва, и принялся за чай, изредка бросая настороженные взгляды на едва знакомого мужчину.

А Лев терпеливо ждал, когда у того закончится запас терпения, чтобы выслушать о том, как иногда бывает, несправедливо судьба сталкивает двух людей, как рушатся идеалы, и на их место приходят стереотипные рассуждения о составляющих всех отношений. Что будь Ваня хоть немного умнее, черствее и быть может злее, то никогда бы не попался в такую западню, где вроде и не любишь, а выбраться ой как сложно. Потому что в наивные девятнадцать не удается разглядеть сухость и беспочвенность новых отношений, потому что юность кидает из крайности в крайность, заставляя натыкаться на все острые углы непонятных трапеций. И что подобные отношения и есть та самая трапеция, где вроде двое параллельны друг другу и одновременно с этим вообще не приближены, лишь изредка пересекаясь на тех самых параллельных. Замкнутый круг, ей богу. Ни желания быть вместе, ни желания самому все это прекратить.

Лев смотрел на смущенного мальчишку, на явно незаслуженные синяки, потому что грех руку поднимать на такое чудо, да что уж там, ребенка, и все явственней ощущал, что в его случае судьба очень удачно столкнула одного с другим. Чтобы что-то осознать для себя, чтобы увериться в собственных убеждениях, чтобы просто столкнуться, в конце концов. И все это за один вечер, который выбился из общего уклада обычного дня. И за этим вечером потянулась не совсем обычная ночь, потому что Ваня остался, устроился на диване в зале, а утром готовил завтрак в знак благодарности за спасение своего очевидно хрупкого тела. Утро продолжило череду необычностей, подвергая Льва испытанию, которое было вроде и простым, а вроде и сложным…

…Лев стоял на балконе и курил, глядя на редких прохожих под окнами, которые то и дело поглядывали на его окна, замечая на себе его любопытный взгляд. И неудивительно, на часах-то половина четвертого утра, свет еще не горит, потому что люди спят, а у него за спиной легкое свечение от кухонного светильника, чтобы на обратном пути нос не разбить. И ладно он, у себя дома, курит посреди ночи, а что другие? Гуляют или скорее возвращаются с каких-то попоек, и это в ночь с воскресения на понедельник, в первый рабочий день недели. Ну и ладно, он в свое время тоже так гулял и так же поглядывал на окна, замечая неспящих в позднее время людей. Ничего не меняется и поколения тоже не меняются, все с похожими действиями, мыслями и желаниями. Меняется иногда представление о жизни и ее составляющих.

Ну, холодно же, Лёва, – Ваня подкрался сзади, обхватил его за талию и привычно устроил острый подбородок на твердом, но расслабленном плече. – Пойдем?

Холодно, а сам вышел в одной майке, – Лев повернул голову, мягко коснулся его губ своими и выкинул окурок, давая понять, что они могут идти.

Взгляд поневоле скользнул по одному окну соседнего дома. Но не задержался, даром, что уж больше года прошло, а вспоминать плохое и не нужно.

Так без тебя холодно, выбрался посреди ночи, а на улице, между прочим, минус девять, – Ваня поежился и чуть ли не вприпрыжку побежал в спальню, тут же скидывая майку и укладываясь под одеяло.

Боишься, что заболею? – Лев улыбнулся, подтянул Ваню к себе и легонько скользнул пальцами по его спине.

Боюсь спать без тебя, – Ваня ткнулся лбом в его плечо, полежал так немного, а затем переместился, опускаясь на бедра Льва. – Перебил весь сон.

Спал бы, чего подскочил? – захотелось обнять и притянуть голову за русые пряди, чтобы поцеловать, заверить, что ли, его в чем-то.

Ваня не ответил, да и не собирался вовсе. Он уже вовсю исследовал большое тело Льва, гладил широкие плечи, что так удобно подходили под его тонкие ладони, оглаживал упругость мышц, скользящих под любым движением, и тихо посапывал, когда Лев повторял его ласки, но уже на нем самом. Было бы глупостью вспоминать прошлое, где от ласки и любви оставались только крохи и болезненное эхо, но иногда вспоминалось, чтобы лишний раз показать на примере, что бывает иначе. А как было-то! Сладко, мягко, прочувствованно до самых кончиков ногтей. И Лев, его Лев, что так беспечно когда-то сорвался на помощь незнакомому парню, а потом так же беспечно увлекся, меняясь сам и меняя его.

Лёвушка, – тихо прошептал Ваня, проглатывая окончание в глубоком и тягучем поцелуе.

И потянулись руки, такие горячие, что почти обжигали. А за ними следом губы, перемежающиеся от лица к шее, оставляя следы и едва ощутимую влагу. Мерно, по сантиметру, по кусочку того или иного, что и не уследить было за этими губами. А потом тонуть головой в подушке, вглядываясь в родное лицо через темноту пространства, чтобы раз за разом убеждаться в чем-то своем, почти осязаемом, когда уже и руки потеряны в хаотичном танце и внизу все полыхает, распыляя все сильнее и ярче. И подтянуться чуть выше, чтобы сначала подобраться, впустить в себя, а затем расслабленно напрячься, подстраиваясь под единый ритм. И не в первый раз осознать, что, несмотря на хрупкость, на тонкость и малый опыт, Ваню можно любить без остатка: склоняться над ним, сдувать влажные пряди со лба, сцеловывать капельки пота. А потом брать его, нежно и ласково, чуть сильнее и быстрее, а потом настойчиво и неуемно, до сиплых стонов и надрывного хрипа. Брать свое, родное и бесконечно любимое, что не имеет цены и каких-то ограничений. С ним можно отпустить себя, увидеть больше и получить в ответ столько же. И сколько удовольствия от созерцания безграничного желания в глазах напротив. Взаимно, всепоглощающе и до самой дрожи, когда тела едва ли могут сосуществовать друг без друга. В такие моменты хочется только ласкать, нежить, дарить эмоцию через десятки движений – и все за одну ночь, словно она первая и, не дай бог, последняя. А утром наблюдать за метаниями по кухне, за ловкостью тонких рук, за реакцией, когда тихо зовешь его Ванечка, и он, смущаясь, прижимается к твоему боку. Русый, тонкокостный и бесконечно любимый, что и ярче, чем в той же известной сказке.

Лев смотрит на него, думает о чем-то своем, целует перед уходом и верит, что только рискнув, решившись на что-то, можно узнать самое лучшее, что есть в этом мире.